США продолжают оставаться лидером, но сама природа этой гегемонии становится иной: доминирование основано на цифровой финансиализации, информационном капитализме и усилении контроля через технологии.
Арриги предполагал, что гегемония США может быть передана другому центру капитала, и предсказывал рост влияния Китая. Однако его анализ, не учитывал возможности трансформации самой парадигмы капитализма. США несмотря на прогнозы экономистов, и некую историческую предрасположеность к смене центра финансового мира, не только не перестали быть и сохранили свою гегемонию, но и адаптировались к новым вызовам, что подтверждается их финансовой гибкостью, доминированием в сфере высоких технологий и мягкой силой культуры.
Китайская модель, как отметил Арриги, действительно уникальна: она опирается на экономическое влияние, а не на военную силу. Что казалось бы инновационное видинье решения, но и оно, как оказывается тоже устарело. Тем не менее Китай, растёт в экономическом значении, хотя и сталкивается с внутренними проблемами — от демографического кризиса до структурных дисбалансов экономики. В любом случае он остается важным экономическим игроком, но не в формате гегемонии, как это понималось в прошлом.
Выделенная Харви критика капитализма — это важный момент. Финансиализация как механизм адаптации капитализма к кризисам действительно привела к отрыву от материального производства. Это порождает нестабильность, так как символическое производство (цифровые активы, бренды, симулякры) не имеет той устойчивости, что физическое производство.
Цифровая финансиализация как основа новой экономики
Финансиализация, начавшаяся в 1970-х годах, привела к отрыву капитализма от материального производства и смещению акцента на управление активами, долями и финансовыми инструментами. Сегодня этот процесс перешёл на новый уровень благодаря цифровым технологиям. Криптовалюты, алгоритмическая торговля, платформы DeFi (децентрализованные финансы) и токенизация активов — это инструменты, которые радикально изменяют правила игры.
Но цифровая финансиализация имеет и другую сторону. Она усиливает неравенство, так как доступ к этим инструментам ограничен: их контролируют корпорации и элиты, имеющие ресурсы и знания для управления такими активами. Финансовые кризисы могут становиться ещё более частыми и разрушительными из-за зависимости от алгоритмов и спекулятивного капитала.
Трамп, возвращаясь к риторике XIX века, акцентирует внимание на значении национального производства, сохранении рабочих мест и экономическом росте. Это резко контрастирует с его заявлениями о масштабных инвестициях в развитие искусственного интеллекта, предлагая своеобразный ответ на кризис постмодернистской парадигмы. Для многих слоёв общества, ощущающих отчуждение в мире постматериалистических ценностей, это разделение становится символом конфликта между двумя реальностями: традиционным капитализмом и миром "симулякров".
Информационный капитализм: производство данных как новой ценности
Если классический капитализм основывался на эксплуатации труда, то информационный капитализм эксплуатирует данные. Компании, такие как Google, Amazon, Meta (бывшая Facebook), и другие гиганты Кремниевой долины, извлекают прибыль из анализа и монетизации поведения пользователей. Данные стали новой нефтью XXI века, а их сбор и обработка — основным видом "производства".
Однако такая модель усиливает проблемы приватности и контроля. Пользователи, чьи данные используются, становятся объектами манипуляций и контроля. Реклама, формирование общественного мнения, предсказание поведения — всё это инструменты информационного капитализма, которые делают человека одновременно потребителем и товаром.
Цифровой концлагерь: контроль через технологии
Одним из наиболее тревожных аспектов новой парадигмы является усиление контроля над обществом через цифровые технологии. Системы социального рейтинга, повсеместное наблюдение, алгоритмы принятия решений в госуправлении и корпорациях — всё это формирует условия, которые можно описать как "цифровой концлагерь".
Примером служит Китай с его системой социального кредита, где данные о поведении граждан используются для оценки их "надёжности". Но подобные механизмы внедряются и в демократических странах, пусть и под другими лозунгами. Камеры наблюдения с функцией распознавания лиц, анализ цифровых следов, автоматическое принятие решений на основе больших данных — это реалии, которые постепенно становятся глобальной нормой.
Виртуальная Третья мировая война
В противостоянии цифровых сверхдержав, таких как США и Китай, нет места странам вроде России, Ирана или КНДР, несмотря на их значительный потенциал в области кибертерроризма и хакерских атак. В этом они напоминают дикарей с деревянными копьями, пытающихся вторгнуться на территорию высокотехнологичной защищённой военизированной структуры. Пока они спали, реальная Третья мировая война, к которой они готовились на поле брани, уже начинает разворачиваться на новой её арене — в виртуальном мире. Здесь решаются судьбы государств, контролируются критические инфраструктуры, и идёт борьба за глобальное господство.
Будущее мировой гегемонии
Гегемония США, ставшая преемницей генуэзского, голландского и британского циклов накопления капитала в рамках мирово-системной эволюции, сохраняет свою доминирующую позицию, но вступает в фазу трансформации, адаптируясь к новым вызовам глобального капитализма.
Сегодня могущество США основано не только на военной и экономической силе, но и на глобальном доминировании в цифровом пространстве. Американские корпорации контролируют практически все глобальные платформ и технологий, от операционных систем до облачных сервисов.
Однако усиливающееся влияние Китая, особенно в области технологий и экономики, ставит новые вызовы. Вместо традиционного противостояния мы видим формирование биполярного мира, где гегемония разделяется между двумя цифровыми сверхдержавами, каждая из которых продвигает свою модель развития.
Мы живём в эпоху трансформации гегемонии, где цифровая финансиализация, информационный капитализм и усиление контроля через технологии формируют новую реальность. Будущее, которое нас ждёт, далеко от утопических идеалистических представлений о братстве, равенстве и свободе. Оно, скорее, напоминает цифровую антиутопию, где каждый шаг человека фиксируется, анализируется и монетизируется. Вопрос в том, как человечество сможет адаптироваться к этой реальности и найдёт ли оно пути сохранить свои фундаментальные права и свободы. Или даже скажем так: вспомнит ли кто-то о своих текущих, пускай даже постоянно попранных, правах и свободах, как о достоинствах, через 50 лет?
Использованная литература: источник